Москва, 5 февраля 1900 г.
Здравствуй, дорогой Саша!
Получил твоё письмо. Я так и знал, что, должно быть, прихворнул, что долго не писал. Мы все, слава Богу, здоровы. Морозы большие. Снегу масса выпало. Говорят, что урожай должен быть. Ты пишешь, что [нету] ягод послать, жаль. Если можно, пошли, брат, урюку побольше (без костей). Тут его нельзя достать. А пастилы китайской не посылай. Ты напиши, не послать ли тебе чего-нибудь нужного. А насчёт съедобного нечего и думать: всё равно в ящике у тебя целые года сухари из этого сушатся! Выпил ли бутылку-то хоть! А то бы Гоголевых угостил. Им от меня большой поклон и всем знакомым товарищам твоим. Ну, будь здоров.
Целую тебя. Твой Вася.
Об маме подал в родительскую субботу.
Дорогой дядя Саша.
Напиши нам, что тебе послать. Не хочешь ли «дулово»45 или перчатки? Этого в Москве сколько угодно. Мы живы и здоровы. Очень холодно, так что нельзя кататься на коньках. Я теперь хорошо катаюсь. Поклон Анне Якимовне, как она поживает.
Любящая тебя Оля Сурикова.
Дорогой дядя Саша.
Здоров ли ты теперь, всё ли там у тебя благополучно. Мишка ретивый как поживает, всё так же ли носит? Мы тут живём ни весело, ни скучно. Я часто в театре, а Оля театр не любит. Я занимаюсь в воскресн[ой] школе и фран[цузским] яз[ыком]. Оля катается и играет. Пришли нам урюку, одного урюку, без косточек (а если нет без косточек, то хоть с косточками). Мы его очень любим. Не надо ли тебе сапогов? Выпил ли вино, пей скорее, а то прокиснет, а мы с папой всё наше уже «выдули» (т. е. папа один, а мы по одной рюмочке из кажд[ой] бутылки). Поклон Аннушке и Жилиной.
Целую тебя, Лена.