Василий Суриков родился 12 января 1848 года (по новому стилю – 24 января) в двухэтажном доме, построенном отцом Иваном Васильевичем на деньги деда – сотника Василия Ивановича Сурикова.
В детстве Сурикова захватывала казачья обстановка, которую он видел в доме и вокруг: казачьи оружие и амуниция, хранящиеся в сундуках и в подполье; дяди-казаки Марк и Иван; парады, которыми руководил двоюродный дед атаман Енисейского казачьего конного полка Александр Степанович Суриков. На первых сохранившихся рисунках Сурикова изображены его родственники-казаки, в том числе любимый дядя Марк Васильевич, который читал ему исторические романы Загоскина.
Мать Василия Прасковья Фёдоровна Торгошина родилась в селе Торгашино на правом берегу Енисея, напротив Красноярска, в семье Торгошиных, которые долгое время были торговыми казаками, возившими чай с китайской границы. Прасковья с детства была мастерицей, художественно шила и вышивала, но замуж вышла по меркам того времени поздно – в 26 лет – за вдовца Ивана Васильевича Сурикова. Прасковья Фёдоровна родила шестерых детей, из которых трое подряд умерли в возрасте от 2,5 месяцев до 2,5 лет. Выжили самые старшие Катя и Вася и самый младший Саша.
Родилась Прасковья Фёдоровна 13 октября по старому стилю. В наше время в Красноярске ежегодно совмещают 14 октября – празднование её дня рождения и праздника Покрова Пресвятой Богородицы. «Прасковьин день» празднуется в Музее-усадьбе В.И. Сурикова и в Торгашине.
Для отца художника Ивана Васильевича Сурикова это был второй брак, от первой жены у него была дочь Елизавета. Впоследствии Елизавета вышла замуж за священника Капитона Доможилова, их дочь Татьяна дважды позировала художнику.
Иконы семьи Суриковых
Служил Иван Васильевич чиновником в губернском управлении. В доме жили также его братья Марк и Иван, состоявшие на казачьей службе. Василий тепло вспоминает дядей, особенно Марка, который читал ему вслух книги.
Казачья обстановка, несомненно, оказала влияние на увлечения Сурикова. Хотя интерес к истории у него, скорее всего, был врождённым, но близость с казаками, предки которых основали и защищали Красноярск, давала ему чувство сопричастности к прошлому города, Сибири, а потом и России. История для него была всегда не в книгах, а рядом: в крови, в духе, в зданиях.
Рядом с домом Суриковых располагалась Острожная площадь, где происходили публичные наказания. Суриков неоднократно видел наказание плетьми и дважды – расстрел. Для красноярцев (да и для многих людей всех времён и народов до изобретения телевидения) публичные наказания были ярким зрелищем, которое не пропускали. Суриков много лет спустя говорил:
«Мы на палачей как на героев смотрели: по именам их знали… вот теперь скажут воспитание, а ведь принималось только то, что хорошо»
Суриков умел видеть красоту в красной рубахе палача, в том, как он «весело похаживает» по эшафоту (много лет спустя он создаст иллюстрацию к лермонтовской «Песне про купца Калашникова» именно на этот сюжет «Палач весело похаживает»).
Суриков в детстве любил исторические сюжеты, вообще читал много, среди им прочитанного – и «Потерянный Рай» Джона Мильтона, и «Юрий Милославский» Михаила Загоскина, и Пушкин, и Лермонтов.
И, конечно, с детства он рисовал. Его первые опыты: рисунки на сафьяновых стульях, перерисованный портрет Петра Первого, кафтан которого она раскрасил синькой, а отвороты кафтана – давленой брусникой. Любил он рисовать и лошадей, вот только ноги у них получались не такие. Однажды в Сухобузиме, куда Иван Васильевич с семьёй переехал на несколько лет, их работник Семён показал Васе, что ноги надо рисовать не одной чертой, а по суставам, и мальчик увидел чудо: ноги у нарисованных им коней «гнутся».
С таким багажом, с интересом к истории и склонностью к рисованию Суриков пришёл в школу.
Школа
У всех Суриковых были проблемы с лёгкими: от чахотки умерли два дяди художника. Вот и отец Иван Васильевич однажды почувствовал себя хуже и попросил перевести его из города в сельскую местность. Его назначили винным приставом в село Сухобузимское, куда Иван Васильевич переехал с женой и детьми. Там, в Сухобузиме, родились ещё несколько детей, но почти все умерли в младенчестве, выжил только самый младший – Саша. Ему суждено было стать последним из Суриковых этой линии в Красноярске.
Вася всё своё детство запомнил счастливым: и красноярское, и сухобузимское. Но в селе ему более «вольно было жить»: он стал ходить на охоту, скакать верхом. Но подходило время учёбы, а, значит, надо было возвращаться в Красноярск.
Так как семейный дом пустовал и был заколочен, то Васю определили жить к крёстной – Ольге Матвеевне Дурандиной. Прасковья Фёдоровна отвезла сына к крёстной, проводила в школу и собралась в Сухобузимо.
Но в школе Васе не понравилось всё: казённая обстановка, грубость учителей, система наказаний. И он захотел вернуться назад. Из школы он пошёл прямо по Енисейскому тракту на север – в Сухобузимо. Прошёл он целых девять километров, дошёл до девятого верстового столба, когда услышал позади звон колокольчика – это мать, задержавшаяся в городе, возвращалась домой. Спрятаться было некуда, и Вася пошёл к ней. Прасковья Фёдоровна была очень расстроена побегом сына, уговаривала его вернуться и обещала не говорить отцу о побеге. Сын дал обещание и вернулся в школу.
Вскоре Суриков был вознаграждён за это решение. В школе он познакомился с учителем рисования Николаем Васильевичем Гребневым (или Гребнёвым), который разглядел в Васе талант и стал заниматься с ним индивидуально: брал с собой на этюды (когда писал с натуры на природе), давал задания копировать гравюры из журналов и внушил ему веру в возможность учиться в Санкт-Петербургской Императорской Академии художеств.